Неточные совпадения
От этого он в кругу своих знакомых играл роль большой сторожевой собаки, которая лает на всех, не
дает никому пошевелиться, но которая в то же время непременно схватит на лету кусок
мяса, откуда и куда бы он ни летел.
—
Дайте срок! — остановила Бережкова. — Что это вам не сидится? Не успели носа показать, вон еще и лоб не простыл, а уж в ногах у вас так и зудит? Чего вы хотите позавтракать: кофе, что ли, или битого
мяса? А ты, Марфенька, поди узнай, не хочет ли тот… Маркушка… чего-нибудь? Только сама не показывайся, а Егорку пошли узнать…
Позвольте-с: у меня был товарищ, Ламберт, который говорил мне еще шестнадцати лет, что когда он будет богат, то самое большое наслаждение его будет кормить хлебом и
мясом собак, когда дети бедных будут умирать с голоду; а когда им топить будет нечем, то он купит целый дровяной двор, сложит в поле и вытопит поле, а бедным ни полена не
даст.
«Отошлите это в ученое общество, в академию, — говорите вы, — а беседуя с людьми всякого образования, пишите иначе.
Давайте нам чудес, поэзии, огня, жизни и красок!» Чудес, поэзии! Я сказал, что их нет, этих чудес: путешествия утратили чудесный характер. Я не сражался со львами и тиграми, не пробовал человеческого
мяса. Все подходит под какой-то прозаический уровень.
На другой день утром Дерсу возвратился очень рано. Он убил оленя и просил меня
дать ему лошадь для доставки
мяса на бивак. Кроме того, он сказал, что видел свежие следы такой обуви, которой нет ни у кого в нашем отряде и ни у кого из староверов. По его словам, неизвестных людей было трое. У двоих были новые сапоги, а у третьего — старые, стоптанные, с железными подковами на каблуках. Зная наблюдательность Дерсу, я нисколько не сомневался в правильности его выводов.
Подбежал народ, помогли
даме сойти с шарабана, подняли Рахметова; у него была несколько разбита грудь, но, главное, колесом вырвало ему порядочный кусок
мяса из ноги.
— Во владение Кирилу Петровичу! Господь упаси и избави: у него часом и своим плохо приходится, а достанутся чужие, так он с них не только шкурку, да и мясо-то отдерет. Нет,
дай бог долго здравствовать Андрею Гавриловичу, а коли уж бог его приберет, так не надо нам никого, кроме тебя, наш кормилец. Не выдавай ты нас, а мы уж за тебя станем. — При сих словах Антон размахнул кнутом, тряхнул вожжами, и лошади его побежали крупной рысью.
—
Дай мне
мяса вареного, огурцов, большую рюмку водки и хлеба, — приказал он половому.
— Послушай, Женечка, — тихо спросила Ванда, — а что, если я
дам ей белого вина? А Верка покамест сбегает на кухню за
мясом. А?
— Не нужно того!.. Пословица говорит: сытое брюхо к ученью глухо; а кроме того, и в смысле тела нашего нездорово!.. — поучал Егор Егорыч, желавший, кажется, прежде всего поумалить
мяса в Аггее Никитиче и потом уже
давать направление его нравственным заложениям.
— Речь идет об официальном гимне Российской империи «Боже, царя храни».], и к концу обеда все подвыпили, не выключая даже
дам, и особенно разрумянилась Екатерина Петровна, которая после горячего выпила хересу, перед рыбой портвейну, а после
мяса красного вина — и не рюмку, а стакан; шампанского тоже не то что глотала понемногу из бокала, а разом его опустошала.
Матросы и кочегары относятся к нему почтительно, заискивающе, — он
давал им вываренное бульонное
мясо, расспрашивал о деревне, о семьях. Масленые и копченые кочегары-белорусы считались на пароходе низшими людьми, их звали одним именем — ягуты, и дразнили...
— Только — чтобы чистого
мяса дать, без костей!
В жизни же внушается, что надо соблюдать следующие правила: не есть
мяса и молока в известные дни, еще в другие известные дни служить молебны и панихиды по умершим, в праздники принимать священника и
давать ему деньги и несколько раз в году брать из церкви доски с изображениями и носить их на полотенцах по полям и домам.
Ободренные сей речью,
Девятнадцать кастильянцев,
Все, качаяся на седлах,
В голос слабо закричали:
«Санкто Яго Компостелло!
Честь и слава дону Педру!
Честь и слава Льву Кастильи!»
А каплан его, Диего,
Так сказал себе сквозь зубы:
«Если б я был полководцем,
Я б обет
дал есть лишь
мясо,
Запивая сантуринским...
Яков относился к девочке ещё более заботливо, чем прежде. Он постоянно таскал ей из дома куски хлеба и
мяса, чай, сахар, керосин в бутылках из-под пива, иногда
давал деньги, оставшиеся от покупки книг. Он привык делать всё это, и всё выходило у него как-то незаметно, а Маша относилась к его заботам как к чему-то вполне естественному и тоже не замечала их.
— Я — не мечтаю, я — высчитываю со всей точностью, возможной в наших русских условиях, — внушительно сказал Смолин. — Производитель должен быть строго трезв, как механик, создающий машину… Нужно принимать в расчет трение каждого самомалейшего винтика, если ты хочешь делать серьезное дело серьезно. Я могу
дать вам для прочтения составленную мною записочку, основанную мной на личном изучении скотоводства и потребления
мяса в России…
В лавках нам, рабочим, сбывали тухлое
мясо, леглую муку и спитой чай; в церкви нас толкала полиция, в больницах нас обирали фельдшера и сиделки, и если мы по бедности не
давали им взяток, то нас в отместку кормили из грязной посуды; на почте самый маленький чиновник считал себя вправе обращаться с нами, как с животными, и кричать грубо и нагло: «Обожди!
Не больше как через полчаса она уже сидела на полу в большой светлой комнате и, склонив голову набок, с умилением и с любопытством глядела на незнакомца, который сидел за столом и обедал. Он ел и бросал ей кусочки… Сначала он
дал ей хлеба и зеленую корочку сыра, потом кусочек
мяса, полпирожка, куриных костей, а она с голодухи все это съела так быстро, что не успела разобрать вкуса. И чем больше она ела, тем сильнее чувствовался голод.
Особенно мучителен был следующий фокус: Федюшка привязывал на ниточку кусочек
мяса и
давал его Каштанке, потом же, когда она проглатывала, он с громким смехом вытаскивал его обратно из ее желудка.
Если я мальчик, как назвала меня однажды бойкая девушка с корзиной дынь, — она сказала: «Ну-ка, посторонись, мальчик», — то почему я думаю о всем большом: книгах, например, и о должности капитана, семье, ребятишках, о том, как надо басом говорить: «Эй вы,
мясо акулы!» Если же я мужчина, — что более всех других заставил меня думать оборвыш лет семи, сказавший, становясь на носки: «Дай-ка прикурить, дядя!» — то почему у меня нет усов и женщины всегда становятся ко мне спиной, словно я не человек, а столб?
И кость отпала. В руках у Демьяна Лукича осталось то, что было девичьей ногой. Лохмы
мяса, кости! Все это отбросили в сторону, и на столе оказалась девушка, как будто укороченная на треть, с оттянутой в сторону культей. «Еще, еще немножко… не умирай, — вдохновенно думал я, — потерпи до палаты,
дай мне выскочить благополучно из этого ужасного случая моей жизни».
Мальчики в белых одеждах разносили на серебряных подносах
мясо, хлеб, сухие плоды и сладкое пелузское вино. Другие разливали из узкогорлых тирских сосудов сикеру, которую в те времена
давали перед казнью преступникам для возбуждения в них мужества, но которая также обладала великим свойством порождать и поддерживать в людях огонь священного безумия.
Худобу же поправить легко: стоит дня два поменьше травить, побольше кормить парным
мясом и побольше
давать спать, одним словом — понателить ястреба.
Тут надобно
дать полную свободу ястребу; пусть он возится и управляется с добычей как ему угодно, лишь бы место было гладко; он ощиплет сам перья с голубя и, проглотив сначала голову и шею, изорванные в кусочки охотником, наестся до отвала, так что перестанет рвать
мясо.
Мяса по утрам не
давали для здоровья, и хотя мы с жадностью кидались к оловянному блюду, в коем была наша пища, и скоро уписывали все, но няньки подливали нам снова и заставляли, часто с толчками, чтобы мы еще ели, потому, говорили они, что маменька с них будут взыскивать, когда дети мало покушали из приготовленного.
Здесь
дают настоящее
мясо и очень хорошее красное вино.
— Конечно, обманывает, — вскричал Макар, размахивая руками, — конь был хороший, настоящая хозяйская лошадь… Мне
давали за нее сорок рублей еще по третьей траве… Не-ет, брат! Если ты испортил коня, я его зарежу на
мясо, а ты заплатишь мне чистыми деньгами. Думаешь, что — татарин, так и нет на тебя управы?
Самое первое,
дал я обет не кушать по понедельникам скоромного и не кушать
мяса во все дни, и вообще с течением времени нашла на меня фантазия.
— Накажи меня бог, считал и даже в книжку записал: за всю дорогу простояли мы лишних тридцать четыре часа. Доведете вы, господа, до той точки, что у меня или быки подохнут, или мне за
мясо, когда до места доеду, и двух рублей не
дадут. Это не езда, а чистое разоренье!
И я не ошибся в своем предположении. В первую же почту тот
дает мне знать, что отправлено сто сорок соребром. Для себя только десять целковых оставила. Так это меня взорвало. Сейчас же поехал к ней. Она — знает уж кошка, чье
мясо съела: как увидела меня, так и побледнела.
Сказал и пошел в свои палаты. Стали за столы усаживаться; одна артель слепых целый стол заняла. Пришли эти слепые издалека; шли они тихо и долго; было их двенадцать человек, а поводырь у них был один. Шел он впереди, двое за него держались, а за тех остальные по паре. Рассадил он их по местам, а сам стал служить: розлил им по мискам похлебку, пироги роздал,
мясо нарезал, ложки в руки
дал. Едят слепые, а он от одного к другому ходит и служит им.
Те радости, которые
дает человеку чувство жалости и сострадания к животным, окупят ему в сто крат те удовольствия, которых он лишится отказом от охоты и употребления
мяса.
— Милый друг, не режь льву
мяса, ему на это природа зубы
дала.
На другой день после обеда пошла мать
давать Буренушке помои из лоханки, видит, Буренушка скучна и не ест корма. Стали лечить корову, позвали бабку. Бабка сказала: корова жива не будет, надо ее убить на
мясо. Позвали мужика, стали бить корову. Дети услыхали, как на дворе заревела Буренушка. Собрались все на печку и стали плакать. Когда убили Буренушку, сняли шкуру и разрезали на части, у ней в горле нашли стекло.
Чухонец, красная фуражка,
дама с белыми зубами, запах жареного
мяса, мигающие пятна заняли его сознание, и уже он не знал, где он, и не слышал встревоженных голосов.
— Да… Так… В городе я тоже видел одного, который не ест
мяса. Это теперь такая вера пошла. Что ж? Это хорошо. Не все же резать и стрелять, знаете ли, надо когда-нибудь и угомониться,
дать покой и тварям. Грех убивать, грех, — что и говорить. Иной раз подстрелишь зайца, ранишь его в ногу, а он кричит, словно ребенок. Значит, больно!
— Ну, вот еще! Зачем мне тебя бояться! Я вижу… понимаю… Ты вошел, и не то чтобы как, а перекрестился, поклонился, честь-честью… Я понимаю… Тебе и хлебца
дать можно… Человек я вдовый, печи не топлю, самовар продал…
мяса, или чего прочего, не держу по бедности, но хлебца — сделай милость.
Много было выпито за этим ужином, много было предложено тостов: за процветание искусства, за успех новой артистки и за другие приличные случаи оказии, как и всегда доказывающие не искренность пожеланий, а лишь живучесть древнего изречения святого князя Владимира: «Руси есть веселие пити». По окончании ужина,
дамы удалились, но попойка продолжалась до утра. Сам отличавшийся воздержанностью, Шмуль напился до положения риз и наелся ветчины и трефного
мяса, совершенно забыв о Моисеевом законе.